К ВОПРОСУ ОБ ОБРАЗЕ ПОДНЕБЕСНОЙ В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ
В конце января 2022 года (25.01.2022) в режиме видеоконференции состоялся саммит глав государств «Центральная Азия – Китай», посвященной 30-летию установления дипломатических отношений стран региона с Поднебесной. На саммите, все участвующие стороны выразили мнение о положительной динамике взаимоотношений и перспектив дальнейшего сотрудничества. Однако до настоящего времени в странах Центральной Азии о Поднебесной существует представление как о «драконе», только и мечтающего поскорее «проглотить» Центральную Азию, насадив везде китайский язык и китайскую культуру. Например, в рамках дискурса «теории китайской угрозы» немало граждан стран региона полагают, что предоставление Китаем льготных кредитов имеет целью установление контроля над Центральной Азией, либо извлечение из региона ископаемых ресурсов в еще больших объемах.
И данное положение вещей, не может не волновать…
Так, в 2015 году по данной проблеме в одном из номеров Вестника Синьцзянского педагогического университета, серия «Философия и общественные науки» («新疆师范大学学报» / 哲学社会科学版, Vol. 36, № 4, Jul. 2015, p. 66‒75) была опубликована статья известного китайского исследователя, профессора Института международных исследований Фуданьского университета (Шанхай), Чжао Хуашэна – «赵华胜。 形象建设：中国深入中亚的必经之路» (в русском переводе – «Создание образа: как Китаю закрепиться в Центральной Азии» // Ежегодник ИМИ, 2015. Вып.14(4), С. 80-95), где автор считает, что таковым препятствием является «образ», а точнее знания и представления о Китае, сложившиеся у государств Центральной Азии и их граждан.
Действительно, образ страны имеет существеннее значение, поскольку определяет ценностное суждение, отражая «приязненное» или «неприязненное» отношения к той или иной стране. Образ страны формирует также систему познания, определяет рамки суждений и анализ действий чужой страны. Другими словами, он влияет на понимание действий и особенностей характера тех или иных государств. «В международных отношениях часто встречается такая ситуация: о поведении государства судят не по его действиям как таковым, а на основании сложившегося образа. При различных образах государств одни и те же события могут пониматься по-разному, иной раз даже прямо противоположно. Например, зарубежные инвестиции при позитивном образе воспринимаются как экономическая помощь и приветствуются страной-реципиентом инвестиций; при негативном образе они рассматриваются как экономическая экспансия и вызывают сомнения у жителей страны-реципиента. И точно так же обстоит дело в сферах военного сотрудничества, энергоресурсов, образования, культуры» (с. 81).
Чжао Хуашэн рассматривает образ как своего рода узкое место в процессе проникновения Китая в Центральную Азию, и указывает на существование расхождений между образом Китая и целями, которые он преследует в регионе. Эти расхождения непосредственно сформировали узкое место на пути достижения поставленных целей. В дипломатической практике образ страны нельзя понимать только как нечто возвышенное и абстрактное, он имеет конкретное содержание и сложную структуру, и это понятие трудно разделить на определенные составляющие. Необходимые дипломатические шаги должны быть поддержаны формированием соответствующего образа страны. Благоприятного в общем и целом образа часто бывает недостаточно. Образ должен иметь конкретное внутреннее содержание, только в этом случае можно добиться поставленных целей. Иначе их достичь будет не просто трудно, но и невозможно.
Как известно, для Китай Центральная Азия один из базовых регионов для осуществления китайской инициативы «Пояса и пути». На этом фоне создание образа Китая в Центральной Азии приобретает еще более важное значение. Однако, важным условием успеха этого проекта является создание соответствующего образа. Без соответствующего образа в регионе, как отмечает Чжао Хуашэн, Китай далеко не продвинется. Справедливости ради, все же следует отметить, что в республиках региона с различной политической, экономической и социальной обстановкой (хоть и совпадающей по некоторым параметрам – Е.Б.), образ Китая воспринимается по-разному, элиты и население придерживаются неодинаковых взглядов. Но в большинстве своем эти взгляды на «образ» Китая в Центральной Азии (прежде всего, негативный – Е.Б.), совпадают.
В своей статье, Чжао Хуашэн рассматривает три взаимосвязанных между собой вопроса, как: что разделяет Китай и Центральную Азию, истоки проблемы образа Китая и как улучшить образ Китая в Центральной Азии. Данные вопросы подымают весь спектр взаимоотношений государств региона с Поднебесной. И ответы на эти вопросы, как и их решение, во многом будут определять дальнейшие сценарии развития между Китаем и странами Центральной Азии.
Прошедший Саммит показал, что новые независимые государства Центральной Азии после распада СССР смогли установить с Китаем такие отношения, каких не было за все время существования Страны Советов. Из-за все эти годы у Китая и стран региона, сколько-нибудь серьезных противоречий не возникало. Уровень двусторонних политических отношений непрерывно повышался. В 2005 году Китай с Казахстаном провозгласили установление отношений стратегического партнерства (в 2019 году он был повышен до уровня «вечного всестороннего стратегического партнерства» – Е.Б.); в 2012 году аналогичные отношения были установлены с Узбекистаном. В 2013 году до такого же уровня были повышены отношения еще с тремя государствами: Киргизией, Таджикистаном и Туркменией. Так, в своем выступление на Саммите Председатель КНР Си Цзиньпин особо отметил, что «На протяжении 30 лет мы всегда рядом друг с другом на пути к совместному развитию. За эти годы почти в 100 раз вырос товарооборот и объём взаимной инвестиции, успешно реализован целый ряд значимых проектов сотрудничества (газопроводы, нефтепроводы, автодороги, железнодорожное сообщение, заводы и т.д. – Е.Б.)». За это время Китай стал крупнейшим потребителем центральноазиатских энергоресурсов и инвестором в этой области, оказав большую помощь в развитии экономики и повышении благосостояния ее государств. В рамках же ШОС Китай поддерживает со странами Центральной Азии тесные многоуровневые контакты во многих сферах.
Вместе с тем, несмотря на неуклонное развитие политических отношений с Центральной Азией и все более тесные экономические связи, «образ» Китая в регионе воспринимается все еще не так доброжелательно, как например, с Россией.
Причин такого недостаточного энтузиазма в Центральной Азии «образа» Китая, предостаточно. Это, во-первых, «многовекторная дипломатия», когда страны Центральной Азии не хотят следовать в фарватере какой-то одной из стран и имеют целью сохранить для себя более или менее обширное пространство для активных действий; и во-вторых, опасение стать придатком китайской экономики (хотя страны Центральной Азии фактически превращаются в придаток российской экономики после вступления в ЕАЭС одних и предполагаемого вступления других – Е.Б.). Поэтому утверждения, что экономическая интеграция стран Центральной Азии с Китаем превратит их страны в экономический придаток не рациональна, ибо только от самих стран региона зависит защита их национальных интересов.
С одной стороны, образ Китая в Центральной Азии «весьма сложен, позитив и негатив переплетаются, очевидны различия между официальными декларациями и общественным мнением» (с. 84). Образ Китая в Центральной Азии нельзя назвать как «плохим», так и «хорошим». Основу внешней политики Китая со странами региона согласно позиции официального Пекина составляет – доброжелательность и партнерство, что безусловно заложило основы позитивного образа Китая, который обеспечивает ему хорошие отношения и нормальное сотрудничество с государствами Центральной Азии. «Но Китай еще не достиг требуемого уровня в смысле глубины и целостности. Другими словами, он соответствует уже достигнутому уровню отношений Китая со странами ЦА, но Китай желает повысить этот уровень, а «образ» пока что не позволяет. Это проявляется в основном в том, что в политическом отношении страны ЦА ощущают отчужденность от Китая, а в отношении безопасности – не ощущают возможности в полной мере опираться на Китай, в экономическом смысле – боятся попасть под внешнее управление, наблюдается непонимание культурной и эмоциональной общности с Китаем» (с. 84).
С другой стороны, Китай имеет в Центральной Азии сильное политическое и экономическое влияние, но его образу пока не хватает привлекательности. Как подчёркивает, Чжао Хуашэн, «уважения к Китаю в избытке, а любви нет». В Поднебесной видят не только друга и партнера, но и опасность и угрозу. Отсюда и «теория китайской угрозы» (особенно сильно это заметно в Казахстане, Кыргызстане и Таджикистане, как стран, непосредственно граничащих с Китаем – Е.Б.), и «китайская экономическая экспансия», и «угроза китайской миграции», а также «экологическая угроза», «угроза водным ресурсам» и т.п. «В таком дискурсе “китайской угрозы” почти все, что делает Китай, трактуется, как причинение вреда ЦА – будь то инвестиции в энергоресурсы, экономическое сотрудничество, кредитная помощь и даже строительство коммуникаций, культурные обмены и контакты между людьми. Эта теория стала идеологическим клише, только в таких рамках и анализируется Китай» (с. 85). Хотя «теория китайской угрозы» – это больше продукт общественного мнения, а не официальная точка зрения, она пусть косвенно, но сильно сказывается на формировании политического курса стран Центральной Азии.
Основные причины, породившие «теорию китайской угрозы», а также факторы, негативно повлиявшие на образ Китая странах Центральной Азии, идут еще с советских времен, когда Поднебесная была определена советскими идеологами как враг «№1», а также региональных особенностей, проистекавшие из особых исторических, географических, культурных взаимоотношений между Китаем и Центральной Азией, имевших отношение к политическому и экономическому окружению региона.
Сюда можно отнести и проблему приграничных территорий. Если говорить конкретно о Казахстане, то можно вспомнить территориально-государственное разграничение между Россией и Китаем во второй половине XIX в., когда в результате подписания и ратификации Пекинского договора 1860 г., Чугучакского Протокола 1864 г., Хобдинского Протокола 1869 г., Тарбагатайского Демаркационного протокола 1870 г., Ливадийского договора 1879 г., Петербургского договора 1881 г., казахские территории и население, проживающее на них, были насильственно разделены между двумя государствами. Уже в советскую эпоху это привело, в том числе и к вооруженному пограничному конфликту между СССР и КНР у озера Жаланашколь в августе 1969 года (в Китае этот пограничный конфликт известен как инцидент у Теректы / 铁列克提事件, по названию речки, текущей из китайского уезда Юйминь в сторону озера Жаланашколь – Е.Б.).
«Теория китайской угрозы» в странах Центральной Азии поддерживается также благодаря концепции международного характера, которая широко распространена по всему миру, вследствие чего она создает априорно негативный образ Китая, независимо от того, наличествует китайская угроза или нет, выдавая за таковую сложившееся мнение. Отсюда и выводы Чжао Хуашэна, с которыми трудно не согласиться: (а) недостаточное понимание Китая, когда ни элита, ни простые жители ЦА не обладают адекватным пониманием Китая, поскольку очень плохо знакомы с жизнью китайского общества и поэтому не понимают реальностей Китая; (б) ошибочные трактовки в СМИ, когда некоторые центральноазиатские СМИ по разным причинам рассматривают Китай в негативном ключе, смакуя негативные факты из жизни Поднебесной, создающих тем самым в умах населения одностороннее, ошибочное и искаженное представление о Китае; (в) наличие в Центральной Азии политических и общественных кругов, имеющих предвзятое мнение, когда те или иные политические и общественные силы с однобоким и предвзятым мнением относятся к Китаю с предубеждением, занимая определенную политическую позицию, в словах и делах демонстрируя недружественный по отношению к Китаю подход, что в результате негативных черт образа Китая становится больше, а не меньше; (г) общественное мнение крупных стран подливает масла в огонь, благодаря вкладу в «теорию китайской угрозы» как представителей общественного мнение Запада и России, так и ученых-специалистов и журналистов, распространяющих в ЦА определенные взгляды, расписывая китайскую экспансию как фактическую оккупацию, тем самым нагнетая страхи в отношении Китая, имеющих целью затормозить рост влияния Китая в ЦА (с. 86-87). Здесь можно поддержать тезис о том, что внешние силы – один из источников «теории китайской угрозы» (К. Сыроежкин).
Конечно, мы не можем отрицать наличие тех или иных «китайских угроз», как, например, «экологические угрозы» Китая по отношению к Казахстану. Это качается проблемы приграничных/трансграничных рек – Иртыша и Или, когда китайская сторона осуществляя излишний водозабор из этих рек, лишают воды казахских потребителей и сельское хозяйство страны, снижая тем самым объем воды в озере Балхаш. Проблема трансграничного водопользования давно находится в центре внимания руководства двух государств, а также простых граждан и общественности. Но, к сожалению данная проблема, все никак не находит своего решения, что опять создает негативный «образ» Китая в Казахстане.
Среди факторов, влияющих на образ Китая в Центральной Азии в негативном ключе, следует отметить самый популярный – повсеместно существующее представление в странах региона (в разной степени) о корыстолюбии китайской экономики, где главным аргументом для ее сторонников является тезис о том, что Китай повсеместно разрабатывает недра, чтобы высосать природные ресурсы Центральной Азии и – превратить регион в сырьевую базу и рынок сбыта товаров с маркой «Made in China», пренебрегая нуждами развития ее экономики. Несмотря на то, что подобные взгляды страдают односторонностью, китайский эксперт советуют своим руководителям обратить на это серьезное внимание, поскольку экономические соображения подменяют собой комплексный подход.
Стоит отметить, что «Made in China», также превратился в предмет пренебрежительного образа Китая среди граждан стран Центральной Азии, которая сложилась в начале 1990-х гг., когда челночная торговля с Поднебесной, сформировала далеко не идеальные отзывы о китайских промышленных брендах. Хотя с тех пор прошло три десятилетия и качественная китайская продукция завалила собой весь мир, товар «произведено в Китае» по-прежнему остается синоним низкокачественного или не вполне отвечающего требованиям товара (даже пользуясь им, многие граждане стран Центральной Азии в глубине души относятся к ним с пренебрежением, говоря о них как о «китайской халтуре», «китайской подделке» – Е.Б.). И такое отношение сформировалось не только в Центральной Азии, а на всем постсоветском пространстве, что в итоге, «имидж китайских товаров сказывается в результате на образе страны» (с. 89).
В контексте рассматриваемой проблемы, вспоминаются знаменитые кантовские вопросы, адресованные к человеку, один из которых, если перефразировать, может звучать как: «Что я могу сделать, чтобы улучшить образ Китая в Центральной Азии?»
Чжао Хуашэн прав в том, что «Привлекательный образ государства складывается из суммы факторов. Его нельзя кардинально улучшить каким-то одним или несколькими мероприятиями. Одно простое событие может испортить образ страны, но для его формирования нужно прикладывать усилия по всем направлениям. Разрушить образ можно в мгновение ока, а выстраивается привлекательный образ годами» (с. 90). Для улучшения образа Китая в регионе, Пекину необходимо вести комплексную работу, обращая внимание на то, что проблемы, возникающие на этом направлении, являются не проблемами дипломатии между Китаем и странами Центральной Азии, но проблемами Китая и они не могут быть решены средствами одной лишь центральноазиатской дипломатии. Китайский эксперт уверен в том, что у Поднебесной «есть средства и возможности улучшения своего образа». В формировании положительного образа Китая в Центральной Азии Чжао Хуашэн особо выделяет следующие проблемы:
(1) Правительство и чиновники должны нести главную ответственность за формирование образа Китая, поскольку соотнесение политических выгод с экономическими, выгод отдельных министерств и ведомств – с общегосударственными, краткосрочных выгод – с долгосрочными – все эти вопросы могут ставиться и решаться, и координироваться только на правительственном уровне;
(2) В контактах и общении с Центральной Азией Китаю надлежит скорректировать подход, способ подачи информации и манеру изложения и прежде всего, исходить из забот региона, а не только из собственных выгод;
(3) Китай должен миролюбиво относиться к странам Центральной Азии, проводя политику невмешательство во внутренние дела, ибо если Китай будет защищать справедливость и интересы региона и получит соответствующее признание, будет действовать искренне и беспристрастно, его положительный образ в конечном счете может постепенно закрепиться в странах Центральной Азии;
(4) Народная дипломатия Китая должна быть всесторонне обращена к населению Центральной Азии, каналы взаимных обменов следует все более расширять, поскольку «народная дипломатия» благодаря своей конкретности и эмоциональности, позволит создать больше каналов и форматов общения, чтобы граждане стран Центральной Азии могли сами все увидеть и услышать. Важная роль здесь отводится общественным организациям, социальной элите, научно-образовательным и культурным кругам и т. д.
(5) Наиболее дискуссионные проблемы двусторонних отношений нужно обсуждать открыто и откровенно, поскольку умолчание и сокрытие разногласий даст обратный эффект. Поэтому так важно совместно со странами региона проводить научные исследования крупных проблем двусторонних отношений, включая исторические, пограничные проблемы, территориальное размежевание, проблемы водных ресурсов и прочие чувствительные темы. Цель совместных исследований состоит не в том, чтобы партнеры приняли китайскую точку зрения (это труднодостижимо), а в том, чтобы получить достоверное объективное знание и избежать распространения ошибочных и извращенных толкований.
(6) Стимулировать культурно-гуманитарную составляющую отношений Китая со странами Центральной Азии, повышая привлекательность как культуры Китая в регионе, так и центральноазиатской культуры в Поднебесной (одностороннее продвижение китайской культуры, без понимания культурных запросов стран Центральной Азии, неизбежно будут воспринимать как сугубо политическую, направленную на поглощение региона китайской цивилизацией – Е.Б.), поскольку только уважение к чужой культуре способно, в свою очередь, вызвать уважение другой стороны и облегчить культурное продвижение, пропаганду китайской культуры (с. 90-92).
30 лет прошедшие с момента установления дипломатических отношений стран Центральной Азии с Китаем и наоборот, свидетельствуют, что отношения народов, проживающих на территории от Туранской до Великой Китайской равнины, характеризуется в целом, как дружественные и политически и экономически выгодные. Формирование положительного «образа» Китая в странах Центральной Азии процесс долговременный и зависящий от разных субъективных и объективных факторов (геополитических, геоэкономических, культурно-цивилизационных и т.д.). Но главным «дирижером» в этом «хоре» стран и народов выступает сам Социум, формирующий тот или иной «образ» в глазах друг друга. Создание такого «комплементарного» по своей сущности «сообщества единой судьбы», вполне возможно, поскольку цивилизационные основы Китая и Центральной Азии хотя и различны, но в то же время тесно переплетены, кое в чем слиты воедино, что облегчает взаимопонимание, но это движение навстречу к друг другу должно быть двусторонним, стимулирующим развитие как Поднебесной, так и Центральной Азии в целом. Как говорится, было бы желание, а не только заявление о желании расширить торгово-экономическое сотрудничество Китая и стран региона до целевого показателя товарооборота в 70 млрд долл. к 2030 году.
Еркин Байдаров
Источник: https://rezonans.asia/k-voprosu-ob-obraze-podnebesnoj-v-centralnoj-azii/
