Борьба Южной Кореи с COVID-19

837

Настоящая статья содержит информацию о ситуации с коронавирусной инфекцией, во время ее распространения в Южной Корее, и мерах, предпринятых правительством для её предотвращения и дальнейшего контроля. Организованные усилия помогли стабилизировать ситуацию и снизить рост заболеваемости. Получив в 2015 году опыт борьбы с Ближневосточным респираторным синдромом (MERS), южнокорейское правительство знало, какие действия предпринимать в отношении пациентов и медицинского персонала. Но ситуация вышла из-под контроля, когда члены секты Синчжончхи пренебрегли мерами эпидемиологической безопасности. В результате чего, последовал резкий рост заболеваемости, и Южная Корея на тот момент вышла на второе место по коронавирусу среди остальных стран. Президент и правительство попали под огонь критики со стороны оппозиции и общества, но их чрезвычайные усилия замедлили распространение коронавируса, что способствовало возврату доверия и повышению рейтинга как самого президента, так и правящей партии.  В конце статьи рассказывается о сотрудничестве Казахстана и Южной Кореи по борьбе с распространением коронавирусной инфекции.

Проникновение COVID-19 в Южную Корею и реакция властей.

COVID-19, распространяясь быстрыми темпами по китайскому городу Ухань, 20-января 2020 года проник в Южную Корею. Согласно средствам массовой информации (СМИ), первым носителем нового вируса стала 35-летняя китаянка, прилетевшая из Уханя. Из-за высокой температуры она была изолирована в больнице. Вслед за ней второй случай в Южной Корее новой коронавирусной инфекции был зафиксирован у работавшего в Ухане 55-летнего южнокорейца.  В этой связи южнокорейское правительство начало работу по целому ряду направлений, призванных обеспечить контроль и профилактику COVID-19. Министерство здравоохранения вместе с 20 медицинскими и фармацевтическими компаниями приступили к разработке тест-наборов. Одним из предпринятых усилий стало повышение информированности населения, через созданный колл-центр «1339», нацеленный на контроль распространения COVID-19 и сбор данных о новых случаях заболевания.[i]

Следующем шагом по упреждению распространения вируса было определение правительством семи групп наиболее подверженных высокому риску тяжелых заболеваний от COVID-19, которыми стали: люди в возрасте 65 лет и старше; люди с основными хроническими заболеваниями, такими как диабет, хронические заболевания почек, печени или сердца, а также ВИЧ; люди с раком крови; онкологические больные, получающие химиотерапию; люди, принимающие один или несколько иммуносупрессивных препаратов; беременные женщины, люди с крайне ожирением, те, кто проходит диализ, реципиенты трансплантата и курильщики;   люди с уровнем насыщения крови кислородом ниже 90 %. Правительство также разработало меры по взаимодействию с группой риска, проведя моделирование различных условий вспышки в больницах до начала пандемии COVID-19.[ii]

Следует отметить, что в экспертном кругу на первом этапе борьбы с коронавирусом не все разделяли гибкую политику правительства. Например, Корейское общество инфекционных заболеваний выступало за более жесткие карантинные меры. К тому же, представители данного общества начали требовать введения 14-дневного карантина тем, кто прибыл из Китая, но правительство не поддержало их на тот момент.[iii]

Учитывая то, что обстановка с распространением COVID-19 может принять негативный характер, через 10 дней после первого случая заражения Корейским агентством по охране и гигиене труда было распределено более 700 000 масок среди уязвимых рабочих. После этого правительство одобрило и распространило наборы для тестирования COVID-19, способные дать результаты за шесть часов. В Южной Корее ежедневно по меньшей мере 20 000 человек проходило тестирование. О том, что правительство очень серьезно восприняло коронавирусную обстановку в стране, свидетельствовало объявление 23 февраля чрезвычайного положения.[iv]

Опыт по контролю и профилактике Ближневосточного респираторного синдрома (MERS).

Быстрые и решительные действия южнокорейского правительства c первых дней появления COVID-19 может объясняться предыдущем опытом борьбы c коронавирусной инфекцией Ближневосточного респираторного синдрома (Middle East respiratory syndrome – MERS). В 2012 году была зафиксирована первая крупная вспышка заражений новым вирусом в Саудовской Аравии, что нанесло серьёзный ущерб Южной Корее, поскольку многие южнокорейские транснациональные компании имеют свои коммерческие интересы в этой стране.[v]

О первом заболевшем инфекцией MERS в Южной Корее стало известно 24 мая 2015 года.  Им стал 68-летний южнокорейский бизнесмен, посетивший за короткий период такие арабские страны, как Бахрейн, Объединенные Арабские Эмираты, Саудовская Аравия и Катар. 4 мая он вернулся в Южную Корею. Первый симптомы заболевания у него проявились 11 мая, а 15 мая пациент был госпитализирован и 17 мая выписан из больницы. Однако ему не поставили точный диагноз, и он за короткое время успел посетить три госпиталя, что привело к заражению 186 человек. Чтобы сдержать дальнейшее распространение MERS, правительству пришлось разрешить отслеживание контактов заболевших, тестирование и мягкую изоляцию[vi].

От последствий вспышки эпидемии пострадал туризм, поскольку некоторые стран Восточной Азии ограничили посещение своих градан Южной Кореи (c.9).[vii] Вероятность заражения вирусом MERS сохранялась на протяжении шести месяцев, что вызывало у корейцев большие опасения заразится болезнью.

По определенным оценкам, правительство потеряло около 2,6 миллиарда долларов доходов от туризма, при этом потратив почти 1 миллиард долларов на диагностику, лечение и другие проведенные мероприятия.[viii]

Обострение чрезвычайной ситуации в области здравоохранения, вызванной MERS, и связанные с этим профилактические сказалось на готовности людей носить маски, сотрудничать с контактными «трейсерами» и иным образом выполнять рекомендации представителей общественного здравоохранения. Так, для многих южнокорейцев культура ношения масок в общественных местах уже стало социальной нормой. Согласно опросам, во время вспышки COVID-19 больше людей придерживались протоколов общественной профилактики, чем во время вспышки MERS.[ix] Таким образом, Южная Корея получила ценный опыт, помогающий объяснить, быстрое реагирование властей на вспышку в Тэгу.

Южнокорейская секта Синчхончжи и вспышка COVID-19 в Тэгу.

К 17 февралю эпидемиологическая обстановка была стабильна: 30 заразившихся и ни одного умершего. У жителей страны появилось ложное чувство безопасности, поэтому многие горожане и гости Сеула сняли медицинские маски и возобновили поездки в метро и посещение торговых центров. Число подтвержденных случаев заболевания колебалось от нуля до двух в день в течение первого месяца коронавирусной эпидемии[x]. Дальнейшее стремительное распространение COVID-19 связано с прихожанкой Церкви Синчхончжи, известной как «пациент №31», жительницы третьего по величине города Южной Кореи – Тэгу[xi].

Известно, что 61-летняя прихожанка дважды посетила службу в церкви Синчхончжи в городе Тэгу. Во время своего посещения она заразила несколько десятков посетителей, которые быстро распространили вирусную инфекцию среди своих семей и других прихожан церкви.[xii] Сама прихожанка думала, что массовые случаи заражения в феврале в Южной Корее не имеют никакого отношения к церкви Синчхончжи, поскольку, по её мнению, “никто из них инфицирован не был”[xiii]. В ходе расследования данного инцидента 130 сотрудников Центра профилактики и контроля за болезнями и их помощники провели беседу почти со всеми членами религиозной группы по всей стране и взяли тесты на коронавирус у всех, проживающих в Тэгу. Было выявлено около 5000 больных, сотни из них – без симптомов. [xiv]

После разразившегося скандала вокруг церкви Синчхонджи общественную огласку получили показания бывших участников, которые утверждали, что даже когда они больны, они должны посещать службы, где они «собраны вместе, как сардины». По их словам, церковь считает болезнь грехом и что она защищает их о нее. К тому же, в обществе предпологают, что именно поэтому члены Синчхонджи собирались группами из более чем 1000 человек даже во время пандемии.[xv]

В ответ на позицию руководства Синчхонджи мэр г.Пусан пообещал подать в суд, если окажется, что Синчхонджи предоставил ложный список, в свою очередь мэр г.Тэгу Квон Ён Джин заявил, что планирует предъявить уголовное обвинение за неоднократный отказ церкви передать список прихожан, проживающих в городе. Лидера и основателя церкви Ли Ман Хи вызвали и допросили в полиции по обвинению в том, что он препятствовал следствию и заведомо ввел власти в заблуждение относительно количества верующих и мест поклонения.[xvi]

В ответ на обрушившуюся критику церковь Синчхонджи заявила, что является «самой крупной жертвой коронавируса». Один из членов секты выложил в «YouTube» видеоролик, в котором он заявил, что будет бороться с необоснованными сообщениями и слухами о членах религиозной группы в СМИ[xvii]. Данное заявление вызвало гнев южнокорейцев, и они подписали онлайн петицию за принудительный роспуск секты. Петицию опубликовали на сайте президента. В течение суток инициативу о роспуске подписали более 240 тыс. человек.[xviii]

В связи с этим, в отношении членов секты Синчхонджи участились случаи общественной травли. С целью остановить это, неизвестный человек написал пост в социальной сети «FaceBook» о том, что он сам, его жена и двое малышей заразились вирусом, и поэтому просит людей проявить к его семье милосердие. В дополнее он сообщил, что не знал, что его мать была последовательницей Синчхонджи. К тому же он просил не подвергать резкой критике его жену за то, что она посещала многие районы во время инкубационного периода, потому что она – медсестра и в её профессиональный обязанности входило сопровождение людей с физическими недостатками в лечебных заведениях. Он добавил, что она действительно много передвигалась, прося не проклинать её. «Её единственная вина – это то, что она вышла замуж за такого как я, и умеет проявлять уход и заботу к молодежи», – заключил он.[xix] Видимо, этот трогательный пост, распространенный южнокорейскими СМИ сбил накал ненависти к представителям религиозной группы Синчхонджи.

На данный момент история с сектой Синчхонджи закончилась задержанием и арестом 31 июля 2020 года её лидера Ли Ман Хи по обвинению в противодействии мерам правительства по борьбе с коронавирусом. Также он был обвинен в обнародовании неверных данных о числе сторонников секты и проведении незаконных собраний. Помимо этого, прокуратура заявила о том, что он присвоил около 4 миллионов евро из пожертвований[xx].

На фоне резкого роста числа зараженных коронавирусной инфекцией после скандала вокруг секты Синчхончжи более одного миллиона южнокорейцев подписали очередную петицию за импичмент президента Мун Чже Ина. Его обвинили в неспособности принятия карантинных мер в борьбе с пандемией, а также за отправку 3 тыс. масок в Китай в самый пик заболевания.[xxi]

Критики Мун Чжэ Ина считали, что ему нужно было последовать рекомендации Корейской медицинской ассоциации закрыть туристам въезд из Китая. К тому же, естественное недовольство вызвал факт того, что на тот момент Южная Корея занимала второе место по количеству зарегистрированных случаев после Китая. Однако коллективные усилия всех органов власти во главе с Корейским центром по контролю заболеваний удалось снизить темпы распространения коронавируса. То есть, после того как пандемия COVID-19 поразила Корею, администрация Мун Чжэ Ина почти сразу же провела обширные испытания и приняла прозрачный и открытый подход, чтобы держать общественность полностью информированной, а не прибегать к локдаунам, как в других странах. [xxii]

Южная Корея получила высокую оценку в международном сообществе, потому что у органов власти была налаженная координация действий с обществом и совместный настрой на борьбу с коронавирусной инфекцией, что позволило ей не закрывать основные отрасли экономики. На этом основании южнокорейский президент заявил, что его страна является бесспорным лидером среди других стран по борьбе с эпидемией.[xxiii]

Успехи по борьбе с коронавирусом получили обширную поддержку в южнокорейских и зарубежных СМИ. 15 апреля 2020 года в политическом плане это дало возможность правящей Демократической партии Кореи получить беспрецедентное количество мест в Национальном собрании, а именно почти две трети депутатских мандатов –180 из 300 мест, в то время как рейтинг одобрения Мун Чжэ Ина вырос до 70%.[xxiv]

Заключение. Целый ряд факторов повлиял на эффективную борьбу Южной Кореи с новой коронавирусной инфекцией.

Во-первых, когда Южная Корея столкнулась с COVID-19, у неё уже был опыт борьбы с MERS. Поэтому правительство и эпидемиологи знали, какой нужно было предпринять алгоритм действий внутри страны в медицинской и общественных сферах для замедления распространения болезни.

Во-вторых, в связи с тем, что в правительство прислушиваются к политической оппозиции и общественному мнению, это вызывает очень высокий уровень доверия к своим властям и рекомендациям медиков, в данном случае эпидемиологов. В случае с коронавирусом большинство южнокорейцев не подвергало сомнению постановления и меры правительства по борьбе с COVID-19.

Следует отметить, что в Южной Корее очень высокий авторитет у врачей среди населения. Южнокорейцы часто принимают во внимание рекомендации медиков по поддержанию своего здоровья. По советам врачей они стараются питаться здоровой пищей и совершать прогулки на открытом небе, заниматься физическими упражнениями, которые могут улучшить качество жизни и продлить долголетие. Соответственно, когда правительство, опираясь на исследование врачей, объявило о проникновении коронавирусной инфекции в страну, то общество не саботировало меры правительства по борьбе с COVID-19 и не стало подвергать сомнению реальность того, что коронавирус существует.

В-третьих, немаловажную роль сыграла прозрачность и своевременность подачи информации о темпах распространения инфекции. Эта практика уменьшила вероятность появления теорий заговоров, что помешало бы в будущем правительству бороться с эпидемией.

В-четвертых, широкое применение инновационных методов для предотвращения COVID-19. У Южной Кореи солидная научно-техническая база, которая позволяет ей воплощать в жизнь идеи ученых и медиков.

В-пятых, у южнокорейцев очень сильно развито чувство патриотизма и боязнь общественного порицания. Опасаясь общественного осуждения, рядовой южнокореец не нарушает общественные нормы. То есть в условиях пандемии носит маски и выполняет рекомендации медиков.

—————————————————————————————————————————

[i] В Южной Корее выявили заболевшую смертельным коронавирусом женщину // https://news-ru.turbopages.org/news.ru/s/asia/v-yuzhnoj-koree-vyyavili-zabolevshuyu-smertelnym-koronavirusom-zhenshinu/

[ii] Victor Cha. South Korea Offers a Lesson in Best Practices: The United States May Be Left With Only the Most Invasive of Them // https://www.foreignaffairs.com/articles/united-states/2020-04-10/south-korea-offers-lesson-best-practices

[iii] Асмолов К. Коронавирус и политическая ситуация в Южной Корее // Новое Восточное Обозрение //https://ru.journal-neo.org/2020/04/09/koronavirus-i-politicheskaya-situatsiya-v-yuzhnoj-koree/

[iv] Victor Cha. Asia’s COVID-19 Lessons for the West: Public Goods, Privacy, and Social Tagging // The Washington Quarterly • 43:2 pp. 33–50, p.36  https://doi.org/10.1080/0163660X.2020.1770959

[v] Sang M. Lee, DonHee Lee. Lessons Learned from Battling COVID-19: The Korean Experience // Int. J. Environ. Res. Public Health 2020. – p.1-20. P.4

[vi] Коронавирус Ближневосточногореспираторного синдрома (БВРС-КоВ) –Республика Корея // https://www.who.int/csr/don/30-may-2015-mers-korea/ru/

[vii] Juliette Schwak. A Democratic tour de force: How the Korean State Succesfully limited the Spread of COVID-19// Asie. Vision, №. 117, November 2020. P.1-28, p.9

[viii] Коронавирусные катастрофы XXI  века: Sars, Mers, Covid-19// https://www.lezard.ru/novosti/koronavirusnyie_katastrofyi_xxi_veka_sars_mers_covid-19

[ix] Economic Impact of the 2015 MERS Outbreak on the Republic of Korea’s Tourism-Related Industries// https://www.liebertpub.com/doi/10.1089/hs.2018.0115

[x] 2019 coronavirus: the Korean clusters; 2020 Mar 20 [accessed 2020 Mar 26]. https://graphics.reuters.com/CHINA-HEALTH-SOUTHKOREA-CLUSTERS/0100B5G33SB/index.html

[xi] Асмолов К. Коронавирус и политическая ситуация в Южной Корее // Новое Восточное Обозрение / https://ru.journal-neo.org/2020/04/09/koronavirus-i-politicheskaya-situatsiya-v-yuzhnoj-koree/

[xii] Ростислав Аверчук. Победить коронавирус без диктатуры и карантина: чему может научить опыт Южной Кореи?// https://hromadske.ua/ru/posts/pobedit-koronavirus-bez-diktatury-i-karantina-chemu-mozhet-nauchit-opyt-yuzhnoj-korei

[xiii] Власти Южной Кореи считают, что вспышка инфекции в Тэгу и соседней провинции началась с членов этой секты, службы которой дважды посещала зараженная женщина// https://tass.ru/obschestvo/7837243

[xiv] Ростислав Аверчук. Победить коронавирус без диктатуры и карантина: чему может научить опыт Южной Кореи?// https://hromadske.ua/ru/posts/pobedit-koronavirus-bez-diktatury-i-karantina-chemu-mozhet-nauchit-opyt-yuzhnoj-korei

[xv] Volodzko D. South Korea’s COVID-19 Church Scapegoat Is Fighting Back
// https://foreignpolicy.com/2020/08/19/south-korea-coronavirus-scapegoat-shincheonji/
[xvi]  Volodzko D. South Korea’s COVID-19 Church Scapegoat Is Fighting Back

// https://foreignpolicy.com/2020/08/19/south-korea-coronavirus-scapegoat-shincheonji/

[xvii] Bahk Eun-ji. Shincheonji stokes public anger for ‘acting as victim’// https://www.koreatimes.co.kr/www/nation/2020/02/119_283977.html

[xviii] В Южной Корее люди подписали петицию за роспуск секты Синчхончжи // https://regnum.ru/news/society/2866225.html

[xix] South Korea’s COVID-19 Church Scapegoat Is Preventing again // https://ac.li-dev.cn/wiki/index.php?title=South_Koreas_COVID19_Church_Scapegoat_Is_Preventing_Again

[xx] В Южной Корее задержали лидера христианской секты и противника локдауна //https://www.dw.com/ru/v-juzhnoj-koree-zaderzhali-lidera-hristianskoj-sekty/a-54404599

[xxi] Sabinne Lee , Changho Hwang & M. Jae Moon «Policy learning and crisis policy-making: quadruple-loop learning and COVID-19 responses in South Korea»// https://www.tandfonline.com/doi/full/10.1080/14494035.2020.1785195

[xxii] Sabinne Lee , Changho Hwang & M. Jae Moon «Policy learning and crisis policy-making: quadruple-loop learning and COVID-19 responses in South Korea»// https://www.tandfonline.com/doi/full/10.1080/14494035.2020.1785195

[xxiii]참 이상한 나라에서 온 편지 (Письмо из «Страны чудес») // https://www.youtube.com/watch?app=desktop&v=xY5yVwMhuO4

[xxiv] Joseph Yi1 & Wondong Lee2: Pandemic Nationalism in South Korea // Society (2020) 57: p446–p451 // https://doi.org/10.1007/s12115-020-00509-z

 

 

Оспанов Нурлан

 Научный сотрудник Института востоковедения им. Р.Б. Сулейменова

e-mail: osp_nurlan@mail.ru

Жабыкбай Айдана

студентка 4-курса Казахского национального университета им. аль-Фараби