ЦЕНТРАЛЬНОАЗИАТСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ БЕЗОПАСНОСТИ ПОДНЕБЕСНОЙ

После того, как в 1759 году Цинская империя завершила завоевание Кашгарии и Джунгарии, эти земли вошли в состав Поднебесной в качестве провинции Синьцзян («новые границы» или «новые территории»). Управлять новой провинцией из Пекина было довольно трудно, многочисленные восстания создавали определённые проблемы цинскому двору. Провозглашение ряда мусульманских государств в Синьцзяне в 1860-1870 гг., а также десятилетняя оккупация Илийского края (1871-1881) Российской империей выработали у Поднебесной стратегию обеспечения безопасности на северо-западе империи. Эти принципы после падения Цинского Китая в 1911 году были впоследствии фактически продолжены и Китайской Республикой (1912-1949) и Китайской Народной Республикой (с 1949 года), продолжаясь до сегодняшнего дня.

Синьцзян-Уйгурский автономный район (СУАР) важен для Пекина, поскольку достигает 1.6 млн кв. км, что составляет одну шестую часть территории КНР. Если, например, рассматривать автономный район как отдельное государство, то в списке крупнейших по территории стран мира он занял бы 18-е место.

После провозглашения 1 октября 1949 года КНР центральные власти Поднебесной восстановили военно-политический контроль над Синьцзяном и развернули масштабную программу включения автономного района во внутрикитайское разделение труда. При этом, населенный тюрко-мусульманскими народами, Синьцзян непосредственно граничит с государствами Центральной Азии, на территории которой, как и в самом Синьцзяне проживают казахи, уйгуры, киргизы, таджики, узбеки, дунгане. Данное обстоятельство играет важную роль как во внешней политике Пекина, так и в использовании территории Синьцзяна в торгово-экономическом сотрудничестве со странами Центральной Азии, которые не только территориально, но и цивилизационно близки к ней.

С момента установления дипломатических отношений со странами Центральной Азии (1992), Поднебесной удалось поднять уровень этих взаимоотношений до стратегического сотрудничества. Однако, угрозы религиозного экстремизма и религиозно-мотивированного терроризма (двух из «трех сил зла») исходящие из стран Центральной Азии транзитом в Синьцзян, заставляют Пекин уделять пристальное внимание обеспечению безопасности своих северо-западных границ.

В данном контексте определённый интерес вызывает доклад /отчет Нивы Яу (Niva Yau Tsz Yan), старшего научного сотрудника Академии ОБСЕ в Бишкеке и американского Института исследований внешней политики (Foreign Policy Research Institute, Philadelphia) по Центральной Азии – China’s Security Management Towards Central Asia / Управление безопасностью Китая в направлении Центральной Азии, опубликованной 1 апреля 2022 года в рамках Eurasia Program на сайте института.

Представляемый документ интересен тем, что в нем представлен обзор управления безопасностью КНР в направлении Центральной Азии на основе анализа информации из открытых источников как на китайском, так и на русском языках за период с 1993 по 2020 год. Целью исследования было составить своеобразную «базу» того, что было сделано в результате постоянного акцентирования внимания и разговоров о безопасности и угрозах между Центральной Азией и КНР. Управление безопасностью понимается в отчете как группа мероприятий, проводимых с целью решения конкретных проблем безопасности, таких как программы обучения правоохранительных органов и передача оборудования для повышения потенциала стран Центральной Азии в борьбе с террористическими угрозами и т.д.

Доклад / отчет интересен тем, что в нем рассмотрение интересов безопасности Китая в регионе проведено с помощью анализа 265 официальных документов касающихся встреч на высоком уровне, проведенных Пекином с государствами Центральной Азии в период с 1993 по 2020 годы, на которых обсуждались темы так или иначе связанных с проблемами безопасности. Эти проблемы, как отмечает автор отчета, развивались с течением времени, переходя от «педалирования» на уйгурских политических движениях до безопасности китайских инвестиций и антикитайских настроений в Центральной Азии.

В China’s Security Management Towards Central Asia определены цели и влияние Пекина в сфере безопасности и военного сектора в Центральной Азии. Это подкрепляет контраргумент о том, что КНР активно участвует и наращивает свое присутствие в регионе за пределами экономической сферы, а также свидетельствуют, что интересы безопасности в отношении Синьцзяна были основополагающим фактором с китайской точки зрения в построении и углублении отношений со странами Центральной Азии. Согласно автору отчета, его можно рассматривать «в первую очередь как первый шаг, позволяющий провести дальнейший анализ эффективности этих мероприятий и тенденций», в котором предлагается информация и доказательства, демонстрирующие участие Китая в обеспечении безопасности в Центральной Азии.

Исследование Niva Yau через изучение общедоступных документов Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), китайских и центральноазиатских военных, правоохранительных органов, а также местных СМИ и других соответствующих источников на китайском и русском языках охватывает такие вопросы, как: интересы безопасности, многосторонняя деятельность в области безопасности, двусторонняя деятельность в области безопасности, деятельность по обеспечению внутренней безопасности, которым в конце доклада дается соответствующая оценка и заключение. В качестве определенного «бонуса» в докладе приложены таблицы, с помощью которых можно узнать информацию о (1) двусторонних встречах между официальными лицами, связанные с безопасностью Китая и государств Центральной Азии (1993-2020 гг.); (2) многосторонних учениях ШОС по обеспечению безопасности между Китаем и государствами Центральной Азии (2003-2020 гг.); (3) двусторонних совместных учениях по обеспечению безопасности между Китаем и государствами Центральной Азии (2002-2020 гг.); (4) обучении и обмене по вопросам безопасности (2000-2020 гг.); 5. двусторонних передачах, связанных с безопасностью, между Китаем и государствами Центральной Азии (2002-2020 гг.); (6) подробная информация о программах обучения безопасности в Китае для центральноазиатский чиновников.

Как отмечает Niva Yau, существующая на сегодняшний день литература и общественные дискуссии в Центральной Азии в основном описывают роль КНР в регионе как исключительно экономическую. Однако этот аргумент страдает от нескольких проблем. Во-первых, с коммерческой точки зрения Китаю необходима благоприятная среда для бизнеса. Максимизация экономического сотрудничества не может быть достигнута путем налаживания политических связей путем работы только лишь исключительно с элитами. В случае с Туркменистаном, например, экономическое сотрудничество носит узкий характер, а прибыльность ограничена отсутствием рыночных принципов. Также необходима благоприятная среда для бизнеса, которая уравновешивает такие факторы, как политическая стабильность и предсказуемость, высокая простота ведения бизнеса, стандартизированная логистика и таможня, доступность рыночной информации, квалифицированные работники и новаторы. Большинство из этих факторов требуют высоких показателей в других секторах, таких как СМИ и образование.

Исходя из экономических интересов, КНР стремится оказывать помощь этим секторам. И, действительно, это именно то, что Пекин пытался и делал в Центральной Азии в течении последних 30-и лет. Во-вторых, со стратегической точки зрения возникает вопрос, почему экономическое сотрудничество выгодно для двусторонних отношений. Внутри страны экономический рост в КНР используется Коммунистической партией Китая (КПК) для обеспечения легитимности режима. За рубежом этот экономический рычаг используется для обеспечения глобальной стабильности и стабильности отношений, которые КНР использует для достижения политических интересов, связанных или не связанных с внутренними целями. Подобно тому, как Пекин инвестировал свой внутренний экономический успех обратно в свое общество, отсюда следует, что китайское экономическое влияние распространится на другие секторы в Центральной Азии и за ее пределами. В связи с чем, вопрос безопасности экономических интересов Поднебесной в странах Центральной Азии, приобретает актуальный характер.

В этих условиях, когда Пекин активизировал реализацию инициативы «Пояса и пути» в Центральной Азии, нужно понимать, что новое качество присутствия Китая в регионе потребует от центральноазиатских государств совершенствования своей экономической политики и формирования единой стратегии в отношении обеспечения как своей экономической безопасности, так и единых подходов во взаимоотношениях стран Центральной Азии с Поднебесной.

Во введении своего доклада Нива Яу отмечает, что распад Советского Союза и последующая независимость центральноазиатских государств «шокировали Пекин». Действительно, «величайшая геополитическая катастрофа ХХ века», привела к тому, что 3000-километровая граница, которую Синьцзян-Уйгурский автономный район разделяет с Казахстаном, Кыргызстаном и Таджикистаном, превратилась в «головную боль» для «третьего поколения китайских руководителей». Это привело к тому, что, начиная с середины 1990-х гг. обсуждение вопросов безопасности быстро стали доминирующими на двусторонних встречах, что отражала обеспокоенность КНР ситуацией в области безопасности в Центральной Азии: это и гражданская война в Таджикистане (192-1997), и деятельность на территории стран Центральной Азии уйгурских националистических организаций, а также процесс «исламского возрождения» как в странах региона, так и в СУАР.

В первые годы после установления дипломатических отношений между КНР и странами Центральной Азии (1992-1999 гг.) двусторонние дискуссии по вопросам безопасности были строго сосредоточены на тогдашнем растущем влиянии возглавляемого уйгурами движения за независимость в Синьцзяне. Китайские официальные лица прямо попросили государства Центральной Азии не поддерживать Движение Восточного Туркестана, ориентируя этот вопрос как региональный взаимный интерес в области безопасности. Обещания данные тогда Пекину, выполняются по сей день.

К тому же в конце 1990-х гг. китайское руководство приняло план «большого развития Запада», ставшего ответом на быстрое нарастание разрывов в уровнях экономического и социального развития между различными регионами КНР. По замыслу Чжуннаньхая (中南海, в китайских СМИ данный термин употребляется для обозначения высшего руководства КНР, как например слово «Ақорда» используется для обозначения государственной власти Казахстана – Е.Б.), реализация данного плана должна была обеспечить ускоренное подтягивание западных провинций, в том числе Синьцзяна, к уровню регионов лидеров. Программа развития Западного региона посредством масштабных инвестиций и массового перемещения в отсталые районы квалифицированных кадров была призвана снять остроту накопившихся проблем. В перспективе же успешный Синьцзян в целом должен был создать мощный плацдарм для активного экономического продвижения Китая в Центральную Азию. Однако, как уже было указано выше, появление обширных зон нестабильности в Центральной Азии, вынуждало Пекин усилить свое внимание на управлении безопасностью страны в центральноазиатском направлении.

Niva Yau в своем исследовании отмечает, что в то время, когда опасения за стабильность в Синьцзяне продолжают оставаться основополагающим фактором углубления отношений в области безопасности с государствами Центральной Азии, с конца 2010-х годов в дискуссиях появились новые интересы безопасности, поскольку расширение двусторонней торговли привело к новым проблемам, таким как безопасность инвестиций и подпитываемые коррупцией антикитайские настроения (синофобия). Кроме того, внутренние проблемы в Центральной Азии, касающиеся смены руководства, экономического спада и национализма, расширили китайскую дискуссию о роли ислама в политике и последствиях для стабильности Синьцзяна.

Для удовлетворения этих интересов участие Китая в обеспечении безопасности в Центральной Азии неуклонно расширяется. В рамках Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) и за ее пределами был налажен многосторонний диалог по вопросам безопасности между соответствующими структурами служб безопасности Центральной Азии. В тоже время, ШОС с 2010 года проводит ежегодные учения по обеспечению безопасности, хотя масштабы развертывания, направленность и масштабы изменились. Так, в период с 2010 по 2019 год ШОС создала пять экспертных групп для координации деятельности региональных правоохранительных органов в целях решения конкретных вопросов безопасности.

Однако, по сравнению с этим, двустороннее взаимодействие в области безопасности остается более разнообразным. Количество встреч растет, а их форматы становятся все более эффективными. Существуют совместные патрули и операции, регулярные военные учения, краткосрочные учебные и долгосрочные военные программы обучения в Китае, передача оборудования и строительство инфраструктуры для обеспечения безопасности, присутствие китайских частных охранных компаний (как, например, в Таджикистане). К тому же, в дополнение к многостороннему и двустороннему взаимодействию в области безопасности КНР увеличила свой военный потенциал в своем западном регионе. С сентября 2021 года сюда добавились и угрозы, исходящие из Афганистана, после того как власть в этой стране перешла к Движению «Талибан». Для безопасности стран Центральной Азии и Синьцзяна больше внимания стало уделяться повышению боевой готовности, а также состоянию и людскому потенциалу на границе.

В тоже время, как отмечает Niva Yau, когда некоторые области существующего сотрудничества в области безопасности являются наиболее продуктивными, как, например, консенсус стран Центральной Азии и Поднебесной в отношении нетерпимости к сторонникам уйгурского сепаратизма и ужесточения незаконной трансграничной деятельности, сохраняются две проблемы. Во-первых, если официальный Пекин в значительной степени стремится к региональному подходу к безопасности, то более заметные результаты дает двустороннее сотрудничество в Центральной Азии. Эти региональные усилия призваны удержать любые центральноазиатские правительства от проведения независимых оценок и формирования собственной внешней политики в отношении Синьцзяна без участия КНР. Во-вторых, это язык, поскольку он создает определенные трудности в оперативных действиях. Доминирование русского языка в вооруженных силах стран Центральной Азии «цементирует» значительный культурный и «эффективный» разрыв между армейскими соединениями как стран региона, так и с их «коллегами» из Поднебесной.

Тем не менее, как показывают три десятилетия активного взаимодействия, сотрудничество между Центральной Азией и КНР было прагматичным, «оппортунистическим выбором» как для государств региона, так и для Поднебесной в целом. Вступив в четвертое десятилетие независимости, странам Центральной Азии необходимо сбалансировать участие КНР в обеспечении региональной безопасности, а стратегическое значение Центральной Азии должно рассматриваться независимо от ее роли в обеспечении безопасности Синьцзяна для Поднебесной.

Таким образом, исследование Niva Yau «China’s Security Management Towards Central Asia», открывает перед нами возможность вникнуть в процесс управления безопасностью Китая в направлении Центральной Азии, а также дает возможность нам самим взглянуть на эти процессы под другим углом зрения и «заглянуть» в процесс управления безопасностью Центральной Азии в направлении Китая.