Еркин Байдаров:РЕГИОНАЛЬНЫЙ ДИАЛОГ КИТАЙ + ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ: ОТЛИЧИЯ ОТ ДРУГИХ АНАЛОГИЧНЫХ ФОРМАТОВ И ВОЗМОЖНОСТИ ДЛЯ РЕГИОНА
Несмотря на то, что регион Центральной Азии рассматривается многими экспертами как периферия мировой политики и экономики, тем не менее, в последние годы к региону благодаря ее богатым природным ресурсам, стратегическому расположению, экономическим, транспортным и логистическим возможностям для развития, устремлены взоры многих мировых и региональных держав. В результате активизации внешних игроков вокруг Центральной Азии формируется новая геополитическая конъюнктура.
Естественно, что у каждой из них присутствует свой интерес. Так, если для России регион представляет собой часть т.н. ближнего зарубежья/постсоветского пространства, в котором она пытается восстановить свое влияние, а для США продвижением концепции «Большая Центральная Азия», рассматривающая Афганистан как часть региона, то в свою очередь Китай предпочитал выстраивать отношения на двусторонней основе, не проявляя до недавнего времени особого интереса к выработке регионального подхода. В результате отсутствия региональной структуры, объединяющей центральноазиатскую пятерку, на этом географическом пространстве образовалась целая мозаика различных интеграционных и диалоговых платформ типа «Центральная Азия +…».
Стоит отметить, что первой страной, которая учредила формат сотрудничества «Центральная Азия +…» («С5+1») на уровне министров иностранных дел стала Япония. Это произошло 28 августа 2004 года в столице Казахстана в Астане (ныне Нур-Султан), когда министр иностранных дел Японии в лице выпускницы Йельского университета Ёрико Кавагути впервые встретилась со своими коллегами из всех пяти республик Центральной Азии (за исключением Туркменистана, представленного не министром, а послом РТ в РК). Эта министерская встреча анонсировала Диалог в формате «Центральная Азия + Япония», символизируя, что отношения между Японией и Центральной Азией переходят на новый уровень, охватывающий три взаимосвязанных аспекта, которые с тех пор являются основой во взаимоотношениях стран Центральной Азии со Страной Восходящего Солнца: (1) углубление японско-центральноазиатских связей; (2) важность внутрирегиональной кооперации стран Центральной Азии (при поддержке Японии); (3) кооперация между Японией и Центральной Азией на международной арене (обмен мнениями) [https://www.mofa.go.jp/region/europe/dialogue/press0408.html, 28.08.2004]. Таким образом, Япония выступила пионером в перспективном (целостном) подходе к постсоветской Центральной Азии, став одной из первых стран в мире обратившей свое внимание на нарастающий потенциал самого молодого региона мира (Центральной Азии) как «самоценного региона» в обширной Евразии [Абдугани Мамадазимов. Эволюция японского формата «С5+1» в сторону глобализации // https://www.caa-network.org/archives/21828/evolyucziya-yaponskogo-formata-s-5-1-v-storonu-globalizaczii, 14 мая 2021 г. ].
Вслед за Японией опыт взаимодействия с Центральной Азией внедрило политическое руководство Южной Кореи, создав отдельную площадку – Форум сотрудничества «Центральная Азия + Республика Корея» (2007). В южнокорейском подходе, как и в японском также доминировало, в основном, региональное измерение, где особо выделялось тесное налаживание торгово-экономических связей, но было и то, что различало их: налаживание разносторонних связей с корейскими диаспорами в регионе.
Форум сотрудничества «Центральная Азия + Республика Корея» стал дипломатической площадкой для обсуждения хода реализации совместных проектов и выработки совместных действий, а также «в качестве государственно-гражданского интегрированного консультационного совета для укрепления сотрудничества по взаимообмену и повышению взаимопонимания» [Секретариат Форума «Республика Корея – Центральная Азия» // https://www.kf.or.kr/korcenRus/cm/cntnts/cntntsView2.do?mi=1924], где были определены среднесрочные и долгосрочные цели в регионе Центральной Азии: транспорт и логистика, энергетика, модернизация и диверсификация промышленности, экология, здравоохранение и медицина, а также образование и культура.
Для самих стран Центральной Азии Республика Корея была интересна с точки зрения диверсификации торгово-экономического партнерства, а также в качестве референтной модели для перенимания экономического чуда («Чудо на реке Ханган» – кор. 한강의 기적 (漢江의 奇蹟 / ханганэ́ кичжо́к – распространённое название экономического чуда Южной Кореи, за полвека превратившейся из аграрной страны, разрушенной Корейской войной (1950-1953), в процветающую высокотехнологичную экономику – Е.Б.), высоких технологий и инвестиций. Предложенная Сеулом в 2013 году «Новая северная политика Республики Корея» рассматривала регион Центральной Азии как один из трех регионов для экономического сотрудничества в сфере разработки ресурсов и развития инфраструктуры. К тому же одним из позитивных элементов сотрудничества с Кореей для стран региона являлась «сравнительная гибкость и договороспособность Сеула, отсутствие у него серьезных геополитических интересов в Центральной Азии» [Наргиза Мураталиева. Южная Корея в Центральной Азии: включение в Евразию // https://www.caa-network.org/archives/15513, 12 марта 2019 г.].
За Южной Кореей последовал и Европейский Союз (2008).
2010-е годы стали временем, когда события, разворачивающиеся вокруг Центральной Азии, отмечаются особой интенсивностью. В 2013-2015 гг. турне по региону совершили лидеры Китая (Си Цзиньпин), Японии (Синдзо Абэ) и Индии (Нарендра Моди), а также Госсекретарь США Джон Керри. Начиная с 2015 года, и другие внешние субъекты увеличили свое внимание к Центральной Азии через многостороннюю платформу «C5+1». Так, например, в октябре 2015 г. США инициировала свою диалоговую платформу «С5+1», где подчеркнули неизменную приверженность США независимости, суверенитету и территориальной целостности государств Центральной Азии. В дополнение к этому, Евросоюз (2019) и США (2020) заявили о принятии специальных стратегий, в которых четко обозначили свои цели и интересы в отношении Центральной Азии. Тем самым, Брюссель и Вашингтон (особенно после посещения ряда стран региона главой Госдепа США Майко Помпео в феврале 2020 г. и очередной встречи в формате С5+1, который практически совпал по времени с принятием новой Стратегии США в Центральной Азии на период 2019-2025 годы – Е.Б.) получили дополнительную возможность для укрепления собственной региональной политики путем выстраивания сотрудничества со всем регионом. В новом ритме заработала и увядавшая все эти годы диалоговая платформа «Центральная Азия + Япония». Не желавшая отставать от своего соседа по Северо-Восточной Азии «Страна утренней свежести» (Южная Корея) с 2017 г. «возродила» свою т.н. евразийскую инициативу в рамках «Новой северной политики», где Сеул пытается диверсифицировать свои торгово-экономические связи с государствами Центральной Азии, что толкает их к практическому сотрудничеству [Буланакова М. А. Евразийский вектор внешней политики Республики Корея: фактор Центральной Азии // Евразийская интеграция: экономика, право, политика. 2020. № 4. С. 70 – 87].
Заинтересованность в подобном формате выразили также Индия, Россия и Китай. Например, Индия в 2019 году, а Россия и Китай с 2020 года запустили свои форматы «5+1». Встречи в таком составе свидетельствует о появлении дипломатического формата, аналогичного американскому «C5+1». «Такое повышенное внимание к Центральной Азии со стороны великих держав порождает противоречивые интерпретации, оценки и ожидания. Несмотря на внешне одинаковые дизайны этих форматов, их содержание и модальность кардинально отличаются друг от друга. И это во многом связано, так сказать, с «перетягиванием каната» (tag of war) в рамках пресловутого геополитического треугольника США-РФ-КНР в духе realpolitik, где для США “5+1=5”, для России “5+1=6”, для Китая “5+1=x”» [Фарход Толипов. Геополитическая арифметика «5+1» в Центральной Азии // https://cabar.asia/ru/geopoliticheskaya-arifmetika-5-1-v-tsentralnoj-azii, 6 октября 2020 г.].
В то же время, новый интерес к региону был вызван в частности, тем, что за последовавшей сменой власти в Узбекистане (2016), была объявлена обновленная внешняя политика страны, основным приоритетом которой стало провозглашение курса на политическое, экономическое и культурно-гуманитарное сближение со странами Центральной Азии, в результате которой в регионе был сформирован «местный» региональный формат (С5) – Консультативные встречи глав государств Центральной Азии. С 2018 года состоялось три встречи в этом формате: в марте 2018 года в Астане, в октябре 2019 года в Ташкенте, в августе 2021 в Туркменбаши («Аваза»). Четвертая встреча в 2022 году ожидается в Бишкеке. Таким образом, «центральноазиатская пятерка» постепенно обретает свою субъектность в международной системе. Эту субъектность, как отмечает узбекский эксперт Фарход Толипов, надо принимать во внимание и учитывать при анализе модальности разных форматов типа «5+1».
Следует отметить, что эффективность С5-центричной модели сотрудничества зависит от возможности стран региона действовать и мыслить в формате пятерки, а не отдавая предпочтение двусторонним отношениям (Ю. Саруханян). Чем больше политические элиты центральноазиатских государств будут выстраивать отношения с третьими странами в формате пятерки, чем больше контактов будет установлено на уровне общественностей стран региона, тем более реалистичным будет попытки стран региона наладить взаимопонимание. Другими словами, прежде чем говорить о различных вариантах искомых форматов, необходимо сначала стать настоящей и твердой «пятеркой» (Ф. Толипов). Поэтому структуры формата «С5» или «С5+…» должны стать для государств региона моделью сотрудничества как между собой, так и с внешним миром, синхронизируя свои действия на международной арене. Гармонизация национальных и региональных интересов в отношении активных внешних векторов – актуальная задача сотрудничества стран Центральной Азии (А. Амребаев).
Рост различных форматов «С5+» естественно вызвал множество прогнозов относительно ее дальнейшего развития. Вопреки распространенным предположениям о неодобрении России и Китаем такой платформы «5+1», эти две страны продемонстрировали свое намерение укреплять не только двусторонние отношения со странами Центральной Азии, но и рассматривать Центральную Азию как единый субъект международных отношений.
В какой-то мере можно сказать, что в середине 2010-х гг. Китай сам «спровоцировал» активизацию диалоговых форматов. Спокойно наблюдая за ее развитием, Пекин спустя пять лет после США словно «спохватившись» и сам среагировал на интенсификацию региональных процессов, начав в июле 2020 года свой собственный диалог с государствами Центральной Азии в формате «5+1».
При всех существующих форматах, китайской подход к региону является более последовательным, что в принципе и является главным ее отличием от других подобных форматов. То, что Пекин среагировал на интенсификацию региональных процессов, позволяет говорить о том, что Китай в значительной степени заинтересован в вытеснении «коллективного Запада» из Центральной Азии и политически, и экономически. А заявления о «подарках России» из уст представителей российского истеблишмента только способствуют переориентации Центральной Азии в сторону своего восточного соседа. Все помнят заявление Председателя КНР Си Цзиньпина с трибуны 75-й сессии Генассамблеи ООН (сентябрь 2020 г.), что Китай никогда не будет «стремиться к гегемонии, экспансии и созданию сфер влияния» и «не намерен вести ни с кем ни холодную, ни горячую войну». Это прямой намек странам Центральной Азии для их дальнейшего сотрудничества с Пекином, не опасаясь своего будущего.
Если ранее центральноазиатское направление во внешней политике Китая было продиктовано опасением установления геополитического контроля США над регионом и приближения зоны его влияния непосредственно к своим границам; желанием «застолбить» за собой доступ к запасам нефти и газа Каспия на будущее; а также с проблемой поддержки уйгурских сепаратистов в Синьцзяне, то в последнее годы к указанным причинам добавился и чисто «Chinese interest», порожденные наличием инициативы «Пояса и Пути» и участием в ней стран Центральной Азии. Об этом свидетельствуют масштабные инвестиции и кредитование стран региона, экономическое сотрудничество и торговля; сотрудничество в сфере безопасности (в рамках Шанхайской организации сотрудничества); реализация китайской «мягкой силы» в регионе через функционирование Институтов Конфуция и предоставления грантов для обучения в Поднебесной и т.д.
Неожиданный шаг со стороны китайского «Foreign Office» от двустороннего формата отношений к многостороннему, говорит о серьезности намерений Пекина, его заинтересованности в формировании более емкого регионального рынка и комплементарных для китайского бизнеса «правил игры», предсказуемость и стабильность политических режимов в регионе. Даже несмотря на то, что «китайская формула «5+1» более сумбурна в сравнении с геополитическими соперниками Китая», «столь же эклектична, сколь противоречивыми и туманными являются рамки ШОС и «Пояса и Пути» [Толипов Ф. Геополитическая арифметика «5+1» в Центральной Азии // https://cabar.asia/ru/geopoliticheskaya-arifmetika-5-1-v-tsentralnoj-azii, 6 октября 2020 г.], эти намерения Пекина могут мотивировать страны региона к экономической кооперации, координации действий и разработки комплексных, согласованных программ развития региона в целом.
Ни для кого не секрет, что регион Центральной Азии рассматривается Пекином не только как транзитный пункт геоэкономических амбиций, но также и как ресурсно-сырьевая и промышленная база. Об этом говорит достаточно серьезный объем инвестиций в регион, строительство дорог и трубопроводов, а также реализация ряда индустриальных и агропромышленных проектов.
Например, прокладка Пекином через Казахстан железнодорожного маршрута в Европу «Новый шелковый путь» (НШП), давала возможность стране не только отправлять свои грузы по разным направлениям, но и взимать в достаточно солидных объемах пошлины за транспортировку товаров из других стран, по большей части из Китая. Однако наложенные на Россию санкции вследствие вторжения России на Украину, создали проблемы для китайского железнодорожного коридора, являющегося частью инициативы «Один пояс, один путь», нанеся значительный ущерб Китаю. На этом фоне значительно активизировались перевозки из КНР в ЕС в обход России – по так называемому «Срединному коридору» через Центральную Азию и Кавказ. В частности, в середине мая 2022 года по этому маршруту уже отправился первый поезд из Китая в Финляндию. В целом поставки по «Срединному коридору» планируется нарастить в несколько раз, что лишит Россию не только доходов, но и ее значения в Центральной Азии. В то же время Россия, столкнувшаяся с огромной финансовой усталостью из-за войны в Украине, вряд ли станет надежным партнером для оказания помощи этим странам [Димитрис Симеонидис. Кризис в Центральной Азии: есть ли возможности для других игроков? // https://cabar.asia/ru/krizis-v-tsentralnoj-azii-est-li-vozmozhnosti-dlya-drugih-igrokov, 11.05.2022]. А это, в свою очередь, может еще больше поднять значение Пекина для стран Центральной Азии в их внешнеэкономической деятельности.
Кроме того, в регионе с китайским участием обсуждаются вопросы дальнейшего расширения взаимодействия в области транспорта. В данном контексте можно отметить успешный запуск в июне 2020 года блок поезда «Китай – Кыргызстан – Узбекистан – Туркменистан» с железнодорожной станции «Ланьчжоу» в провинции Ганьсу. Страны достигли определенных договоренностей о выработке дополнительных благоприятных условий для наращивания объемов мультимодальных перевозок по данному коридору. Уже осенью 2022 года по заявлению кыргызских властей будет дан официальный старт строительству железной дороги по маршруту Китай — Кыргызстан — Узбекистан.
Сегодня Китай, действительно ведущий кредитор и инвестор в экономику республик Центральной Азии. Однако справедливости ради следует отметить, что в каждой из стран региона ситуация развивается по-разному. Пекин прежде всего инвестирует в железнодорожные и автомобильные дороги, а также в энергетический сектор, где ключевыми являются нефтегазовые сферы Туркменистана, Казахстана и Узбекистана. Инвестиции Китая остаются значимым источником финансирования проектов в регионе, нуждающейся во внешних капиталовложениях и в развитии собственной инфраструктуры. Тем самым взаимная заинтересованность диктует высокую динамику сотрудничества республик Центральной Азии и КНР.
О важности нового формата взаимоотношений говорит также факт того, что Китай на протяжении последних лет стабильно занимает первое место в числе торговых партнеров стран Центральной Азии. Даже несмотря на пандемию и последовавшие за ней карантин и закрытие границ, Китай по-прежнему остается для стран региона главным торговым партнером и ключевым внешним партнером с самым широким набором сфер и направлений сотрудничества.
В тоже время следует четко представлять, что в условиях активизации Пекином реализации «Пояса и пути» на центральноазиатском направлении странам региона необходимо эффективнее использовать такие благоприятные факторы, как открытая экономическая политика Китая и свое выгодное географическое положение на пути Поднебесной как в Южную и Западную Европу, так и на Ближний Восток. Новое качество китайского присутствия в Центральной Азии потребует и нового качественного совершенствования экономической политики в странах региона. Это неизбежно. Понимание этого должно заставить государства Центральной Азии, выработать единую стратегию экономического развития.
С одной стороны, находясь на стыке Европы и Азии, Центральная Азия обладает значительным транзитным потенциалом, предоставляя странам ЕС и потенциально странам Передней Азии географически безальтернативную наземную транспортную связь с Китаем и далее в Восточную Азию. С другой, инициатива «Пояса и пути» открывает для стран региона возможность постепенного включения в мировой рынок посредством модернизации транспортно-логистической инфраструктуры, привлечения инвестиций и трансферта передовых технологий. Таким образом, глобальные инициативы Китая находят отклик у республик Центральной Азии, а Пекин выступает экономическим драйвером региона. Такая взаимная заинтересованность диктует высокую динамику сотрудничества республик Центральной Азии и КНР.
Эффективность центральноазиатско-китайского диалогового формата будет зависеть от активности самого региона. Благодаря ориентации внешних игроков к прямому диалогу, Центральная Азия имеет возможность привлечь необходимое внимание к общим региональным проблемам, например, инфраструктурным, социальным, экономическим, экологическим и др. «Это связано это не только с реальным потенциалом больших внешних партнеров (все внешние игроки экономически развитые), сколько реальной мотивацией каждого из них» [Шаймергенов Т.Т. Региональные диалоговые форматы «Центральная Азия плюс…»: проблемы и перспективы (США, Япония, Южная Корея, Китай, Индия, ЕС) // Многовекторность Центральной Азии: взгляд изнутри. Алматы: Институт востоковедения им. Р.Б. Сулейменова КН МОН РК, 2020. C. 63]. Если российская формула «С5+1» является, скорее, российско-центричной, чем регионо-центричной, для США вопросы диалога с Центральной Азией имеют идеологическое значение с позиции обеспечения своего присутствия в Евразии, то на этом фоне Индии, Японии и Южной Кореи, пока сложнее определиться с целеполаганием своих устремлений в географически отдаленный от них регион, к тому же во многом зависящий от динамики развития ситуации в Евразии. В свою очередь, для Китая (как впрочем и для ЕС)мотивация активного вовлечения в дела Центральной Азии обусловлена вопросами транспортного транзита в растущей торговле между собой и проблемами безопасности в регионе, оказывающими определенное влияние на ситуацию в КНР.
В данном контексте следует согласиться с тезисом казахстанского эксперта Айдара Амребаева, что регион Центральной Азии в геостратегии Поднебесной уже не является «задним двором», тылом, как прежде. «Это актуальный вектор внешней политики Чжуннаньхая, где реализуются перспективные проекты «Пути на Запад» в сухопутную часть Евразийского континента. Переход от двустороннего формата отношений к преимущественно многостороннему («5+1») говорит о серьезности намерений на этом треке интересов Китая. Он заинтересован в формировании более емкого регионального рынка и комплиментарных для китайских предпринимателей ”правилах игры”, предсказуемости и стабильности политических режимов в республиках Центральной Азии. Эти намерение Китая должны мотивировать страны региона к большей консолидации решений и экономической кооперации, координации действий и разработки комплексных, согласованных программ развития региона в целом»[Амребаев А. О координации усилий стран Центральной Азии на китайском направлении внешней политики: общие риски и возможности // Многовекторность Центральной Азии: взгляд изнутри. Алматы: Институт востоковедения им. Р.Б. Сулейменова КН МОН РК, 2020. C. 107-108].
Отсутствие до недавнего времени институциональных механизмов взаимодействия с обеих сторон (за исключением Азиатского Банка Инфраструктурных Инвестиций и Фонда Шелкового Пути) было дополнено в рамках «5+1» новым подходом: 25 января 2022 года в режиме видеоконференции состоялся саммит «Центральная Азия – Китай» с участием лидеров государств Центральной Азии и Китая, посвященная 30-летию установления дипломатических отношений между странами региона с КНР. Прошедшее мероприятия по сути можно назвать началом нового этапа всестороннего сотрудничества стран Центральной Азии с Поднебесной, которая еще раз продемонстрировала, что официальный Пекин больше чем другие «встроен» в политико-экономическую, а также в культурно-гуманитарную систему взаимоотношений с регионом. Это говорит о более активной политической и экономической роли Китая в Центральной Азии.
Еще в начале ХХI в. КНР обозначила финансовое освоение региона в качестве главного компонента собственной стратегии в Центральной Азии. При постановке данного вопроса Китай сделал ставку на усиление собственных позиций в экономиках государств Центральной Азии в рамках интенсификации собственных инвестпроектов и их кредитования. При этом Пекин стал динамично пользоваться политикой предоставления странам Центральной Азии кредитов на льготных условиях.
В тоже время для Пекина регион Центральной Азии особенно важен тем, чтоб не допустить проникновения в эти страны исламского фундаментализма, который впоследствии мог бы перекинуться на КНР, создать надежную инфраструктуру для поставки в страны Центральной Азии китайских товаров, а также обеспечить с их помощью энергетическую безопасность Китая. Так, в своем выступление на онлайн-саммите «Центральная Азия – Китай» Председатель КНР Си Цзиньпин особо отметил, что «На протяжении 30 лет мы всегда рядом друг с другом на пути к совместному развитию.За эти годы почти в 100 раз вырос товарооборот и объём взаимной инвестиции, успешно реализован целый ряд значимых проектов сотрудничества, такие как газопровод Китай – Центральная Азия, нефтепровод Китай – Казахстан, автодорога Китай – Кыргызстан – Узбекистан, автодорога Китай – Таджикистан. В духе совместных консультаций, совместного строительства и совместного использования плодотворно осуществляется наше сотрудничество в рамках инициативы «Один пояс и один путь»».
Лидер Поднебесной особо отметил пять предложений: (1) укреплятьузы добрососедства и дружбы, (2) создать пояс высококачественного сотрудничества, (3) создать надежный «щит» для укрепления мира, (4) создать в регионе «большую семью» с полным учетом культурного разнообразия и тесного взаимодействия, (5) обеспечить мир и развитие на планете. Именно в рамках этих предложений «заложен» огромный потенциал soft power Поднебесной:предоставить в 2022 году странам Центральной Азии дополнительно 50 млн доз вакцины в качестве гуманитарной помощи и открывать в нуждающихся странах региона центры традиционной китайской медицины; обсудить создание Союза индустрии здоровья Китай – Центральная Азия; провести Форум дружбы народов Китая и государств региона; выделить в последующие 5 лет студентам из государств Центральной Азии 1200 квот на правительственную стипендию, открывать новые Институты и Классы Конфуция; организовать мероприятия – Молодежный фестиваль искусств, Лагерь юных лидеров «Мост в будущее»; предоставить 5 тыс. квот на повышение квалификации специалистов в сферах, таких как здравоохранение, сокращение бедности и улучшение благосостояния жителей сельских районов, взаимосвязанность и информационные технологии и др.
О чем это говорит? Прежде всего о том, что Китай глубоко заинтересован в политически стабильной и экономически процветающей Центральной Азии. И Поднебесная готова оказывать реальную, а не декларативную поддержку странам Центральной Азии и предоставить возможности для социального благополучия. Все вышеназванные моменты существенно выделяют формат «Центральная Азия + Китай» («5+1») от других аналогичных диалоговых платформи предлагаемых возможностей для региона.
В этом контексте целесообразно обратить особенное внимание на предложения Председателя КНР Си Цзиньпина, предоставляющие новые возможности развития для Центральной Азии: открыть широкий доступ качественным товарам и сельскохозяйственной продукции Центральной Азии к огромному внутреннему рынку Китая; продолжать успешную практику по проведению Форума торгово-экономического сотрудничества между КНР и странами Центральной Азии; стремиться к доведению товарооборота между Китаем и странами Центральной Азии до 70 млрд долларов США к 2030 году; создать диалоговый механизм по сотрудничеству в области электронной коммерции, провести Форум индустриального и инвестиционного сотрудничества и др.
Саммит «Центральная Азия – Китай» показал, что и у стран Центральной Азии, и у самого Китая имеется не только сильный интерес к дальнейшему развитию сотрудничества, но также и множество реальных идей и проектов, которые можно конвертировать в конкретный план действий и которые будет иметь широкий мультипликативный эффект для всего региона. Безусловно, формат встречи «5+1» на высшем уровне, станет эффективной площадкой для решения важнейших вопросов региона и будут способствовать выведению сотрудничества между нашими странами на качественно новый уровень. И несмотря на то, что китайский формат «5+1» был запущен недавно и находится на начальной стадии с более декларативными и менее практическими результатами, он может принести положительные результаты в зависимости от готовности всех сторон к эффективному сотрудничеству [См.: Фаррух Хакимов. Динамика регионального развития в Центральной Азии и формат многостороннего сотрудничества «5+1» // https://cabar.asia/ru/dinamika-regionalnogo-razvitiya-v-tsentralnoj-azii-i-novyj-format-mnogostoronnego-sotrudnichestva-5-1, 25.06.2021].
Таким образом, тезис главного научного сотрудника МГИМО Андрея Казанцева, что «Китай выходит на роль основного лидера в Центральной Азии» [См. Ксения Логинова. Заклятые друзья: Индия и Пекин усиливают свои позиции в Центральной Азии // https://iz.ru/1283180/kseniia-loginova/zakliatye-druzia-indiia-i-pekin-usilivaiut-svoi-pozitcii-v-tcentralnoi-azii?, 28.01.2022], в нынешних условиях, вполне объективен. Но как на самом деле будет складываться ситуация, как говорится покажет время.
